Среди многих новых кладбищ, появившихся в Москве в моровом 1771 году, было устроено и особенное кладбище для иноверцев, умерших чумою. Расположилось оно вблизи Немецкой слободы — на Введенских горах. С тех пор и до 1917 года оно оставалось единственным кладбищем в Москве, где хоронили так называемых «западных христиан». Только уже в советское время, когда погребение чаще всего не имело значения религиозного обряда, на Введенском кладбище стали хоронить без разбора конфессий. И теперь там даже больше захоронений русских и еврейских, чем латинских и лютеранских.
Кладбище находится на высоком северном берегу реки Синички, впадающей в Яузу слева. Правда, теперь Синички не найти, ее давно уже постигла участь большинства московских малых рек: она заключена в коллектор и течет под землей. Но живописное «прибрежное» расположение кладбища так и не изменилось: рельеф Введенских гор заметен здесь вполне отчетливо, причем он эффектно подчеркивается характерными ориентирами — величественными памятниками и часовнями.
Уже от самых ворот, выполненных в готическом стиле, Введенское кладбище неизменно производит впечатление нерусского и неправославного. Его дореволюционное «иноверческое» прошлое сохранилось почти в целостности. Восьмиконечный крест здесь едва увидишь. Зато во множестве стоят латинские «крыжи», распятия, аллегорические скульптуры, всякие портики с дверями в загробный мир, часовни, имитирующие разные западноевропейские архитектурные стили и т.д.
Тем, что на кладбище так хорошо и в таком количестве сохранились старые немецкие захоронения, изумляются даже приезжие немцы. Однажды нам повстречался здесь пожилой человек, который бродил по аллеям и проливал слезы почти над каждой могилой с немецкой надписью. Вот что он рассказал. Сейчас он живет где-то в западной части ФРГ, но родился в другом конце Германии — в небольшом немецком городке неподалеку от Данцига (Гданьска). Раньше эта местность называлась Западной Пруссией, и там проживало смешанное немецкое и польское население. Причем и те и другие жили в этих местах веками. И для поляков, и для немцев эта земля была родной. На сотнях «иноверческих» кладбищ — и латинских, и лютеранских — там было похоронено много поколений их предков. Но в 1945 году Западная Пруссия, вместе с Померанией, Силезией и другими землями, была передана Польше. И поляки, по словам этого немца, в первые месяцы 45-го, когда фронт ушел на запад, учинили гражданскому немецкому населению натуральное истребление. Убить мирного немца в этот период в Польше можно было совершенно безнаказанно. Это почиталось чуть ли не доблестью. И немцы искали защиты в это время у Красной Армии! Еще не наступил мир, Красная Армия была с Германией в состоянии войны, и тем не менее немцы, оставшиеся в тылу наших фронтов, именно у русских искали спасения. Так неистовствовали поляки.
Через много лет этому немцу удалось побывать на родине. Он без труда узнал свой городок, — тот почти не изменился, он легко нашел свой дом, там теперь жили поляки. Единственное, чего ему не удалось отыскать, это хотя бы одну немецкую могилу на кладбищах, на которых веками хоронили немцев. Иные лютеранские кладбища стали теперь польскими, а иные вообще были безжалостно срыты. Поляки старательно уничтожили всякое напоминание о каком-то инородческом присутствии в своей стране.
И вот этот человек, оказавшись в Москве на Введенском кладбище, был совершенно потрясен тем, что у русских, у которых, казалось, имеется претензий к немцам больше, чем у какого-либо другого народа, в их столице находится большое немецкое кладбище, благополучно пережившее и «Германскую», и Великую Отечественную, и до сих пор не утратившее свой колоритный «немецкий» облик.
На Введенском кладбище есть целый мемориал германским солдатам. Правда, это не гитлеровцы. Это братская могила участников Первой империалистической, попавших в русский плен, а затем умерших здесь. Но, кстати сказать, есть в Москве и кладбище, на котором похоронены пленные гитлеровские солдаты, — оно находится в Люблино. А на Введенском, у восточной стены, огорожен довольно просторный, исключительно ухоженный участок с обелиском посредине. На обелиске надпись: «Здесь лежат германские воины, верные долгу и жизни своей не пожалевшие ради отечества. 1914–1918».
На другом конце кладбища находятся две французские братские могилы— летчиков из полка Нормандия–Неман и наполеоновских солдат. Над могилой французов, погибших в Москве в 1812 году, установлен величественный монумент, огороженный массивной цепью. Вместо столбов эту цепь поддерживают пушки эпохи наполеоновских войн, вкопанные жерлами в землю.
Одно из самых почитаемых захоронений на Введенском кладбище — это могила Федора Петровича Гааза (1780–1853), врача, прославившегося своей бесподобной филантропией. Доктор Гааз сделался в России примером самого беззаветного, самого жертвенного служения людям. Его выражение «Спешите делать добро» стало девизом российской медицины. Мало того, что он не брал с неимущих плату за лечение, он сам иногда безвозмездно одаривал своих нуждающихся пациентов деньгами и даже собственной одеждой. Особенно Гааз прославился своим радением о заключенных в тюрьмах и ссыльных в каторгу. На оградке могилы Гааза укреплены настоящие кандалы, в каких гнали когда-то ссыльных в Сибирь. Эти кандалы должны напоминать об особенной заботе «святого доктора», как его называл народ, об узниках. Кстати, о кандалах. Гааз добился, чтобы вместо неподъемных двадцатифунтовых кандалов, в которых прежде этапировали ссыльных, для них была разработана более легкая модель, прозванная «гаазовской» (именно эти «гаазовские» кандалы теперь и украшают его могилу), и еще чтобы кольца на концах цепей, в которые заковывались руки и ноги арестанта, были обшиты кожей.
Любопытный эпизод, характеризующий доктора Гааза, приводит В.В. Вересаев. Однажды на заседании Московского тюремного комитета, членом которого был и московский владыка митрополит Филарет, Гааз так ревностно отстаивал интересы заключенных, что даже архиерей не выдержал и возразил: «Да что вы, Федор Петрович, ходатайствуете об этих негодяях! Если человек попал в темницу, то проку в нем быть не может». На что Гааз ответил: «Ваше высокопреосвященство. Вы изволили забыть о Христе: он тоже был в темнице». Филарет, сам, к слову сказать, много усердствующий для нужд простого народа и причисленный впоследствии к лику святых, смутился и проговорил: «Не я забыл о Христе, но Христос забыл меня в эту минуту. Простите Христа ради».
В конце концов Гааз все свое состояние употребил на нужды больных и заключенных. До последней копейки. Хоронили его на счет полиции. Но за гробом «святого доктора» на Введенские горы шли двадцать тысяч человек! Возможно, это были самые многолюдные похороны в Москве.
На Введенских горах похоронены еще многие известные московские «иноверцы»: биолог и естествоиспытатель, профессор Московского университета и директор университетского зоологического музея Карл Францевич Рулье (1814–1858); генерал П.П. Пален (1778–1864), который в 1812 году, находясь со своим корпусом в арьергарде 1-й русской армии и сдерживая многократно превосходящего числом неприятеля, позволил Барклаю отойти к Смоленску и, таким образом, спас армию, а значит, и всю кампанию. (Спустя много лет А.П. Ермолов писал в своих «Записках»: «Глаза мои не отрывались от арьергарда и славного графа Палена. Отдаляющаяся армия, вверив ему свое спокойствие, не могла оградить его силами, неприятелю соразмерными, но поколебать мужество его ничто не в состоянии»); скрипичный мастер, получивший в 1924 году от рабоче-крестьянской власти довольно-таки экзотическое звание «заслуженного мастера Республики», чех Евгений Францевич Витачек (1880–1946); семья известных московских фармацевтов и аптекарей Феррейнов (этим именем нынешний небезызвестный предприниматель В.Брынцалов назвал свой фармацевтический завод). Феррейны на рубеже XIX–XX веков открыли в Москве несколько аптек, и некоторые из них работают до сих пор — например, на Никольской улице, на Серпуховской площади.
Дореволюционных российских коммерсантов — иноверцев и иностранцев здесь вообще было похоронено очень много. А.Т. Саладин пишет: «Фамилии Кноп, Вогау, Иокиш, Эйнем, Бодло, Пло, Мюллер, Эрлангер и т.д. здесь пестрят на многих памятниках, напоминая вывески Мясницкой улицы и Кузнецкого моста».
В советский период Введенское кладбище, вполне сохранив свой характерный западноевропейский вид, становится преимущественно русским. Хотя местные жители неизменно и по сей день называют его Немецким. В это время здесь были похоронены художники Виктор Михайлович Васнецов (1848–1926) и его брат Аполлинарий Михайлович (1856–1933); крупнейший российский издатель, владелец влиятельнейшей газеты «Русское слово», прозванной современниками «фабрикой новостей» и «Левиафаном русской прессы», Иван Дмитриевич Сытин (1851–1934); архитектор, автор проекта Музея изящных искусств им. Александра III (им. Пушкина), универмага «Мюр и Мерилиз» (ЦУМ), «Чайного дома» на Мясницкой и многого другого Роман Иванович Клейн (1858–1924); архитектор Константин Степанович Мельников (1890–1974), построивший в Москве несколько клубов в духе конструктивизма и особенно прославившийся проектом собственного дома в Кривоарбатском; артисты Анатолий Петрович Кторов (1898–1980), Алла Константиновна Тарасова (1898–1973), Татьяна Ивановна Пельтцер (1904–1992), солистка Большого театра Мария Петровна Максакова (1902–1974); режиссер, автор картин «Освобождение», «Солдаты свободы» и других Юрий Николаевич Озеров (1921–2001) и его брат, известный спортивный комментатор Николай Николаевич Озеров (1922–1997); писатели Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954), Степан Гаврилович Скиталец (1868–1941), «возлюбленная» М. Цветаевой поэтесса Софья Яковлевна Парнок (1885–1933), Дмитрий Борисович Кедрин (1907–1945), любимый писатель Мао Цзэдуна Феоктист Алексеевич Березовский (1877–1952), Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990), Сергей Васильевич Смирнов (1912–1993); литературоведы и культурологи Алексей Николаевич Веселовский (1843–1918), Михаил Михайлович Бахтин (1895–1975), Владимир Владимирович Ермилов (1904–1965), Вадим Валерьянович Кожинов (1930–2001); москвовед Яков Михайлович Белицкий (1930–1996); знаменитые боксеры Виктор Павлович Михайлов (1907–1986), Николай Федорович Королев (1917–1974), Валерий Владимирович Попенченко (1937–1975); первый маршал, похороненный не в Кремле и не на Новодевичьем, — Григорий Александрович Ворожейкин (1895–1974); выдающийся ученый-физик, лауреат Нобелевской премии Илья Михайлович Франк (1908–1990). На кладбище могилы более чем сорока Героев Советского Союза.
Забавное обстоятельство (если только такое выражение уместно в рассказе о кладбище) сопутствовало погребению олимпийского чемпиона Валерия Попенченко. В последние годы он заведовал кафедрой физической подготовки в соседнем Бауманском училище и трагически погиб в самом здании училища: профессор физкультуры каким-то образом сорвался с лестницы. И прославленного чемпиона по чести похоронили на Введенских горах... в чужой могиле! Могила эта предназначалась совсем для другого человека — для недавно умершего В.М. Шукшина, которого кто-то на очень высоком уровне в самый последний момент, чуть ли уже не при выносе Василия Макаровича из зала прощания, распорядился все-таки похоронить на Новодевичьем. И готовая его могилка на Введенском некоторое время так и оставалась не занятой. Вскоре умер Попенченко, тогда могила и пригодилась.
На Введенских горах похоронено много православного духовенства: митрополит Трифон (Туркестанов; 1861–1934), изображенный П.Кориным на картине «Русь уходящая»; настоятель храма Николы Большой крест на Ильинке Валентин Павлович Свенцицкий (1879–1931); настоятель храма Иоанна Воина на Якиманке Александр Георгиевич Воскресенский (1875–1950), который во время войны при бомбежках Москвы сутками стоял, как столпник, на колокольне своего храма и молился, чтобы Господь избавил москвичей от погибели и даровал победу русскому воинству.
В 1925 году здесь был перезахоронен из Донского монастыря сам патриарх Тихон. Но в 1946 году его останки перенесли назад, в Донской монастырь: в этот год в Москве собрались патриархи поместных церквей, и перед их приездом останки Тихона ночью, тайком были эксгумированы и перенесены на его первоначальное место упокоения — в только что отремонтированный и открытый для богослужений Малый Донской собор.
После ликвидации в 30-е годы Лазаревского кладбища на Введенских горах был перезахоронен известный и любимый в Москве священник о. Алексей Мечев — настоятель храма Николая Чудотворца в Кленниках, на Маросейке. Совсем недавно о. Алексей был прославлен Русской церковью, мощи святого обретены и теперь почивают в родном его храме на Маросейке.
На Введенском, как на любом кладбище, покоится великое множество людей, незаслуженно безвестных. Кому, например, может что-либо сказать короткая надпись: «Табашников Игорь Николаевич. 1940–1993» на самой обычной косо обрезанной гранитной плите? Разве два-три десятка близких знают, что здесь похоронен талантливейший журналист, который в своей области способен был творить настоящие чудеса. Кажется, всем теперь известно, что газета может появиться и существовать, только если она подпитывается от щедрот какого-нибудь сверхимущего покровителя. Сколько их было уже, таких газет: начинаются они с шумной презентации с устрицами и бомондом, потом пошелестят год-другой и исчезают, будто и вовсе не выходили. Табашников знал, как сделать газету с нуля, без покровителей. Началось его восхождение с того, что он в 1980-е был приглашен откуда-то из провинции в «Московскую правду» — и сразу в число руководителей газеты. Он не приезжал специально покорять Москву, как это чаще всего бывает. Он покорил столицу из своей сибирской глуши. Своим талантом, своими книгами о журналистском мастерстве. Благодаря ему «Московская правда» в то время совершенно обновилась: из скучнейшего партийного издания она тогда превратилась в одну из самых популярных и читаемых газет в Москве.
Но Табашников на этом не остановился. Вместе с замом главного «Московской правды» В.П. Евсеевым они решили делать новую газету. Не похожую на все прочие. Как вспоминает В.Евсеев, они с Табашниковым в выходные дни приходили в совершенно пустую редакцию «Московской правды» и сидели до глубокой ночи — обсуждали свой замысел. Когда наконец они окончательно определились, В.Евсеев пришел к главному редактору В.П. Лысенко и сказал, что начинает выпускать свою газету и уходит из «Московской правды». В.Лысенко спросил: «Ты, наверное, полредакции с собой уведешь?» «Нет, — поспешил его успокоить В.Евсеев, — только одного Табашникова». «Это и есть полредакции!..» — воскликнул главный.
Новая газета, которую они назвали «Вечерний клуб», основное внимание уделяла событиям культуры. Довольно долго она выходила с подзаголовком «Газета московской интеллигенции». Неоднократно «Клуб» признавался самой эффектно оформленной российской газетой, с самым оригинальным дизайном. Впоследствии, правда, газета сильно переменилась — и по содержанию, и по оформлению, — и, увы, не в лучшую сторону. Но Табашников до этого уже не дожил. В 1993-м произошла трагическая случайность, о которой тогда сообщала вся московская печать: 31 августа сразу несколько сотрудников газеты «Вечерний клуб», в том числе и заместитель главного редактора Игорь Табашников, погибли в автомобильной катастрофе. Тогда даже кое-кто из «московской интеллигенции» высказывал мнение, будто это была спланированная акция каких-то темных сил с целью переменить направленность газеты. В то время шла жестокая полемика между «интеллигенцией» и русскими деятелями культуры, и первые, может быть, даже рады были случаю хоть так еще бросить тень на оппонентов. А направленность «Клуба» спустя несколько лет переменилась сама собою: сменился главный редактор, и «Клуб» стал совсем другой газетой.
Сразу после смерти Табашникова была учреждена премия его имени для журналистов. И даже несколько раз кому-то ее присудили. Но впоследствии забыли и о премии, и о самом Табашникове — об этом действительно очень одаренном и очень мало себя реализовавшем журналисте и достойном, надежном человеке.
На Введенском кладбище много достопримечательных памятников. На могиле М.Пришвина стоит надгробие работы С.Коненкова. Мраморная скульптура на могиле протоиерея Александра Третьякова выполнена М.Антокольским. В часовне над склепом семейства Эрлангеров, построенной архитектором Ф.Шехтелем, находится мозаичное изображение Христа Сеятеля работы К.Петрова-Водкина.
С этой часовней связана, пожалуй, самая замечательная история, случившаяся на московских кладбищах в 1990-х. Собирать средства на реставрацию часовни взялся приход церкви Петра и Павла, что на соседней Солдатской улице. И батюшка благословил стоять возле часовни с кружкой некую подвижницу, может быть, даже и блаженную, — Тамару. Которая не только собирала пожертвования, не только сама расчищала склеп под часовней от земли и векового мусора, но и решительно поселилась на кладбище: она смастерила возле часовни шалаш, вроде кельи схимника-отшельника, и жила там довольно долго, пока не исполнила своего послушания. На ночь кладбище закрывалось, и тетя Тамара, как называли ее кладбищенские работники, оставалась совершенно одна в своем шалаше среди всей этой сумрачной готики, под недвижимыми взглядами скульптур, которые и днем-то производят впечатление довольно жуткое, а уж ночью, наверное, вообще должны повергать всякого в оцепенение. Утром работники отворяли ворота кладбища, и их в ограде как ни в чем не бывало встречал совершенно живой, улыбающийся человек с медной кружкой на шее. Но однажды тетя Тамара исчезла и больше никогда не появлялась на Введенских горах. И, как обычно бывает в таких случаях, она превратилась в образ легендарный. Рассказывают, что ее видели в Москве возле разных храмов: будто бы она стоит там с неизменной своей кружкой и все собирает пожертвования для каких-то благих целей.
Днем часовня Эрлангеров открыта, и всякий может там зажечь свечу и полюбоваться на шедевр. Многие, впрочем, не только любуются, но и оставляют на наружных стенах этой и других часовен свои «печалования» ко Господу. И право же, некоторые из них очень занимательные. Они красноречиво передают настроение и заботы наших современников. Вот некоторые. «Господи! Подай семейного счастья», «Господи, вразуми меня, пошли мне внутреннее удовлетворение», «Господи! Мне нужно очень много денег! Помоги мне!», «Господи, помоги найти работу. Владимир», «Господи, помоги сыну перевестись в хорошее место. Помоги мужу вылечиться от лютого недуга — пьянства. Помоги сыну сдать экзамены. Мне закончить учебу и пойти в отпуск», «Господи, прошу тебя, верни мужа в семью. Мы с ребенком ждем и любим его», «Господи! Я хочу мира во всем мире! Дай мне сил поступить в институт. И помоги найти постоянную любовь. Прости меня и всех за наши грехи! Аминь. Ирина. 25.01.2003», «Господи, помоги мне выйти на эту сессию и сдать ее», «Господи, помоги подготовиться и сдать начерталку завтра на 4, пожалуйста», «Господи, помоги мне сдать все экзамены по теории и практике на отлично, чтобы получить права на вождение автомобиля. Хочу хорошо знать правила дорожного движения. Сделай так, чтобы у меня получались все упражнения и задачи на автомобиле, чтобы я стала отличным водителем. Аминь! 15.09.2002», «Господи! Открой мне новый путь в Германию!», «Господи, избавь моего сына от мусульманки», «Господи, пусть Осман вернет мне деньги. Господи, пошли мне удачи во всем. 20.XII.2001», «Господи, помоги, чтобы меня никогда не тревожили с претензиями по финансовым и правовым вопросам. Господи, помоги выйти замуж за хорошего человека. Спасибо. 9.12.01», «Господи! Помоги мне быть любимой», «Господи, хочу красивого, богатого, любящего парня. Аминь» — и многое другое. Всех записей на часовнях Введенского кладбища хватило бы на добрую книгу.
Забавные надписи попадаются и на самих могилах. Какой-то потомок, имеющий, по всей видимости, о литературном русском весьма смутное представление, написал на надгробии своего сродника-спортсмена: «Автор первого гола чемпионатов СССР». Перестарался же этот невежественный потомок с популяризацией покойного. Выражение «автор гола» столь же нелепо, как «автор выпитой бутылки» или «автор лужи в подъезде».
Была на Введенском кладбище когда-то еще одна достопримечательность, известная всей православной Москве. Но в советское время ни в одном источнике это, по понятным причинам, упомянуто раньше быть не могло. На надгробии фабрикантов мануфактурных изделий Кноппов стояла фигура Христа, почитаемая как чудотворная. А.Т. Саладин так описывает это надгробие: «Огромная продолговатая площадка с оградой в греческом вкусе, с вазами на столбах, замыкается руинами античного портика. У входа на ступеньках во весь рост стоит бронзовое изваяние Христа работы prof. R. Romanelli. Невольно останавливаешься перед этим памятником. Исчезают вдруг окружающие его могилы, оживает Христос, движется его рука, указывая на вход, и слышится тихий голос: memento mori!» (Есть свидетельства, что скульптура Христа была гранитная или мраморная.) Ежедневно много людей собиралось у надгробия Кноппов. Причем все паломники приносили с собой воду. Водой поливали десницу Христа, и, когда она стекала, ее тут же собирали во что-нибудь. Как рассказывают, та вода приобретала чудодейственные лечебные свойства, и очень многие были исцелены ею. Разумеется, такой объект поклонения не мог долго существовать в советской столице. В 40-е или в 50-е (по разным сведениям) годы фигуру Христа с надгробия Кноппов увезли.
Недавно в Лефортово снова появился протестантский молитвенный дом: на кладбище была отреставрирована и передана верующим небольшая лютеранская кирха-часовня, построенная в середине XIX века по проекту известного архитектора М.Д. Быковского. Действующая кирха теперь дает полное основание называть Введенское кладбище по-прежнему — иноверческим.
